«Я красивых таких не видел…. Родные есенина Жены и любимые женщины поэта
Родители
Александр Никитич Есенин (1873-1931) и Татьяна Федоровна Есенина (Титова) (1865-1955).
Отец Сергея Есенина Александр Никитич мальчиком пел в церкви. Он работал старшим приказчиком в мясной лавке на улице Щипок и куда в 1912 году поступил работать Сергей Есенин конторщиком, когда переехал из своего села Константиново в Москву. А жил он с отцом недалеко от улицы Щипок в Большом Строченовском переулке, в доме Крылова, 24, в общежитии "холостых приказчиков"...
Федор Андреевич (1845-1927) и Наталья Евтихиевна (1847-1911) Титовы - дед и бабушка Есенина по матери (родители Татьяны Федоровны). Титов Иван Федорович, дядя Есенина по матери. Есенин Илья Иванович (1902-1942) двоюродный брат поэта.
Вот что пишет о своем детстве Есенин: "С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Потом меня учили плавать. Дядя Саша брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду".
Сестры
Жены и любимые женщины поэта
Сардановская (в замужестве Олоновская) Анна Алексеевна (1896-1921), юношеское увлечение Есенина, учительница, родственница константиновского священника отца Ивана (Смирнова). Возможно, знакомство Есенина с Сардановской относится к 1906 г
Скончалась родами 7 апреля 1921 г. Не исключено, что с известием о ее смерти связан рассказ Есенина: "У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Все рассказывал ей. Об этом никто не знает. Я давно люблю ее. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю".
Анна Романовна Изряднова (1891-1946) - Есенин вступил с ней в гражданский брак осенью 1913 года, работавшей вместе с Есениным корректором в типографии. 21 декабря 1914 года у них родился сын Юрий, но Есенин вскоре оставил семью.
Есенин Юрий (Георгий) Сергеевич родился в 1914 году в Москве. Закончил Московский авиатехникум. 4 апреля 1937 года Юрий Есенин был арестован на Дальнем Востоке, (где проходил воинскую службу), как "активный участник контреволюционной фашистко-террористической группы", по приказу зам. наркома внутренних дел Я. Агранова. 18 мая Есенин был доставлен в Москву на Лубянку. Подвергся массированной психологической обработке сотрудников НКВД и подписал все обвинения в свой адрес. 13 августа 1937 года Ю. Есенин был расстрелян. В 1956 году Юрий Есенин посмертно реабилитирован.
Зинаида Николаевна Райх (1894-1939) с детьми - Таней и Костей.
30 июля 1917 года Есенин обвенчался с красавицей-актрисой Зинаидой Райх в церкви Кирика и Улиты Вологодского уезда. 29 мая 1918 года у них родилась дочь Татьяна. Дочь, белокурую и голубоглазую, Есенин очень любил. 3 февраля 1920 года, уже после того, как Есенин разошелся с Зинаидой Райх, у них родился сын Константин. 2 октября 1921 года народный суд г. Орла вынес решение о расторжении брака Есенина с Райх.
Дети: Константин Сергеевич (03.02.1920, Москва - 26.04.1986, Москва, похоронен на Ваганьковском кладбище. Был известным футбольным статистиком. Дочь Марина). Татьяна Сергеевна (1918 - 1992 год. Член Союза писателей. Жила в Ташкенте. Директор музея Сергея Есенина. Два сына Владимир и Сергей)
В 1920 году Есенин познакомился и подружился с поэтессой и переводчицей Надеждой Давыдовной Вольпин
.
Надежда с юности писала стихи, принимала участие в работе поэтической студии "Зеленая мастерская" под руководством Андрея Белого. Осенью 1920 года примкнула к имажинистам. Тогда началась дружба с Сергеем Есениным. Публиковала в сборниках свои стихи, читала их с эстрады в "Кафе Поэтов" и "Стойле Пегаса" - так называется "кофейный" период поэзии.
12 мая 1924 года, после разрыва с Есениным, в Ленинграде родился внебрачный сын Сергея Есенина и Надежды Давыдовны Вольпин - крупный ученый-математик, известный правозащитник, периодически он публикует стихи (только под фамилией Вольпин). А.Есенин-Вольпин - один из создателей (вместе с Сахаровым) Комитета прав человека. Ныне живет в США.
4 ноября 1920 года на литературном вечере "Суд над имажинистами" Есенин познакомился с Галиной Артуровной Бениславской
(1897-1926).
Галина была дочерью французского студента Артура Карьера и грузинки. Родители вскоре после рождения девочки расстались, мать заболела психически, и девочку удочерили родственники, семья врачей Бениславских, живших в латвийском городе Резекне. Галина Бениславская училась в женской Преображенской гимназии в Петербурге и окончила ее с золотой медалью в 1917 году.
Их отношения с переменным успехом продлились до весны 1925 года. Вернувшись из Константинова, Есенин окончательно порвал с ней. Это было для нее трагедией. Оскорбленная и униженная Галина в своих воспоминаниях писала: "Из-за нескладности и изломанности моих отношений с Сергеем я не раз хотела уйти от него как женщина, хотела быть только другом. Но поняла, что от Сергеем мне не уйти, эту нить не порвать...". Галина Бениславская застрелилась на могиле Есенина. На его могиле она оставила две записки. Одна - простая открытка: "3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, после этого еще больше собак будут вешать на Есенина... Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое..." Она похоронена на Ваганьковском кладбище рядом с могилой поэта.
Осенью 1921 года произошло знакомство Есенина с "босоножкой" Айседорой Дункан (1877-1927). По воспоминаниям современников, Айседора влюбилась в Есенина с первого взгляда, да и Есенин сразу увлекся ею. 2 мая 1922 года Сергей Есенин и Айседора Дункан решили закрепить свой брак по советским законам, так как им предстояла поездка в Америку. Они расписались в загсе Хамовнического Совета. Когда их спросили, какую фамилию выбирают, оба пожелали носить двойную фамилию - "Дункан-Есенин". Так и записали в брачном свидетельстве и в их паспортах.
Эта страница жизни Сергея Есенина - самая сумбурная, с бесконечными ссорами и скандалами. Они много раз расходились и сходились вновь. О романе Есенина с Дункан написаны сотни томов. Делались многочисленные попытки разгадать тайну отношений этих двух таких не похожих друг на друга людей.
В августе 1923 года произошла встреча Есенина с актрисой Московского Камерного театра Августой Леонидовной Миклашевской . Вскоре Августа стала счастливой соперницей Дункан. Но несмотря на страстную увлечённость молодым поэтом, она смогла подчинить сердце разуму. Именно Августе Миклашевской Есенин посвятил 7 стихотворений из знаменитого цикла "Любовь хулигана".
В зимние месяцы 1924/25 гг., когда Есенин жил в Батуме, он познакомился там с молодой женщиной, тогда учительницей русского языка - Шаганэ (Шагандухт) Нерсесовной Тальян (в замужестве Тертерян)
(1900-1976), они несколько раз встречались, Есенин подарил ей свой сборник с дарственной надписью. Но с его отъездом из Батума знакомство оборвалось, и в последующие месяцы он никаких усилий к его возобновлению не прилагал, хотя имя Шаганэ вновь возникло в стихах, написанных в марте, а потом в августе 1925 г.
5 марта 1925 года - знакомство с внучкой Льва Толстого Софьей Андреевной Толстой
(1900-1957). Она была младше Есенина на 5 лет, в ее жилах текла кровь величайшего писателя мира. Софья Андреевна заведовала библиотекой Союза писателей. 18 октября 1925 года состоялась регистрация брака с С.А.Толстой. Софья Толстая - еще одна не сбывшаяся надежда Есенина создать семью. Вышедшая из аристократической семьи, по воспоминаниям друзей Есенина, очень высокомерная, гордая, она требовала соблюдения этикета и беспрекословного повиновения. Эти ее качества никак не сочетались с простотой, великодушием, веселостью, озорным характером Сергея. Вскоре они разошлись.
Дети
ESENIN
Генеалогическая база знаний: персоны, фамилии, хроника » Персональный список » ЕСЕНИН
Поиск людей с помощью генеалогического сообщества
ЕСЕНИН — ВОЛЬПИН АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ
ЕСЕНИН СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ 1895-1925
Родился в селе Константинове, Кузьминской волости Рязанской губернии, в крестьянской семье. Есенины и Титовы (родные Сергея по линии матери) принадлежали потомственным константиновцам. Отец Сергея, Александр Никитич Есенин (1875-1932); мать — Татьяна Федоровна Титова (25.01.1877-3.07.1955); сестры Сергея — Екатерина и Александра. Дед Сергея — Никита Осипович Есенин — в молодости собирался пойти в монахи, за что в селе его прозвали «монах». В 28 лет он женился на 16-летней девушке — Аграфене Панкратьевне — и его молодую жену стали называть «монашка». С тех пор, по словам сестры Сергея — Екатерины Александровны, все поколение Есениных носило прозвища «монахи» и «монашки». Никита Осипович Есенин владел грамотой, сочинял односельчанам разного рода прошения, много лет был сельским старостой, пользовался в селе большим уважением. В результате раздела собственности между братьями Никита Осипович землю не получил и решил в первом этаже своего дома открыть мелочную лавочку. В сорок лет, в 1887, он умер, оставив жену с шестью детьми. Отец Сергея Есенина — Александр Никитич Есени н — был старшим ребенком. В 11-12 лет Александра отдали учиться мясному делу к купцу Крылову в Москву, а позднее он стал приказчиком в его магазине. В 1893 восемнадцатилетний Александр Никитич Есенин женился на своей односельчанке Татьяне Федоровне Титовой, которой было шестнадцать с половиной лет. У нее был хороший голос, хорошая память, она знала много песен и частушек. За это ее позвали петь вместе с дочерьми хозяев. От них она узнала много хороших стихов и романсов. Сыграв свадьбу, Александр вернулся в Москву, а его жена осталась в доме свекрови, которая с первых дней невзлюбила невестку. Полной хозяйкой была бабушка, в доме которой постоянно жило множество постояльцев. Для них нужно было готовить, стирать, носить воду, за всеми убирать и почти вся работа легла на плечи молодой невестки, получавшей в награду только косые взгляды свекрови. Когда в 1895 родился Сергей, первый ребенок, оставшийся у Татьяны Федоровны в живых, Александра Никитича в селе не было; «дали знать отцу в Москву, но он приехать не смог». Как и до женитьбы, Александр Никитич высылал свое жалованье своей матери. Между молодыми — матерью и отцом Сергея — вспыхнула ссора, и они несколько лет жили порознь: Александр Никитич — в Москве, Татьяна Федоровна — в Рязани.
Когда Сергею было три года, его мать ушла от Есениных. Сергея взял к себе жить его второй дед — Федор Андреевич Титов, поссорившийся с семьей Есениных еще тогда, когда его дочь была невестой. По отзывам Сергея дед был «яркой личностью и широкой натурой, имел прекрасную память и знал наизусть множество народных песен и духовных стихов». Жили в той части села, стоящего на высоком берегу Оки и растянувшегося на несколько километров, которая называлась Матово. Мать Сергея Федор Андреевич отправил жить в Рязань, чтобы та пыталась добыть кусок хлеба себе и сыну. Отправляя дочь, дед Сергея приказал ей высылать на содержание внука три рубля в месяц. Пять лет родители Сергея жили отдельно, а мальчик жил в доме деда — Федора Андреевича, и бабушки — Натальи Евтеевны. По настоянию деда читать Сергей начал с пяти лет, учась грамоте по церковным книгам. Стихи начал писать с 8 лет. В 1904 мать Сергея вернулась в Константиново, а отец по-прежнему работал в Москве приказчиком, но несколько раз в год приезжал проведать семью. Сергей вновь стал жить с матерью в доме Есениных
В 1912 переехал в Москву, где служил у купца его отец.
«С первых сборников («Радуница», 1916; «Сельский часослов», 1918) выступил как тонкий лирик, мастер глубоко психологизированного пейзажа, певец крестьянской Руси, знаток народного языка и народной души. В 1919-23 входил в группу имажинистов. Трагическое мироощущение, душевное смятение выражены в циклах «Кобыльи корабли» (1920), «Москва кабацкая» (1924), поэме «Черный человек» (1925). В поэме «Баллада о двадцати шести» (1924), посвященной бакинским комиссарам, сборнике «Русь Советская» (1925), поэме «Анна Снегина» (1925) Есенин стремился постигнуть «коммуной вздыбленную Русь», хотя продолжал чувствовать себя поэтом «Руси уходящей», «золотой бревенчатой избы». Драматическая поэма «Пугачев» (1921).
1923- жил в Москве, Козицкий пер
В состоянии депрессии покончил жизнь самоубийством».
Похоронен на 17 участке Ваганьковского кладбища, Москва. Рядом похоронены близкие и друзья: мать Татьяна Федоровна 1875-1955, Зинаида Райх, сын Константин, Галина Артуровна 1897-1926, поэт Ширяевец-Абрамов Александр Васильевич 1887-1924, журналист Устинов Георгий Феофанович 1888-1932, литератор и партийный деятельЧагин Петр Иванович 1898-1967, поэт Николай Константинович 1887-1930
Жены ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА, АЙСЕДОРА ДУНКАН (1877-1927). Дети:
— ЮРИЙ (ГЕОРГИЙ) СЕРГЕЕВИЧ (1914-1937). Cын СА Есенина и ИЗРЯДНОВОЙ Анны Романовны. У него детей не было.
— КОНСТАНТИН СЕРГЕЕВИЧ 03.02.1920, Москва
— 26.04.1986, Москва. Был известным футбольным статистиком. Похоронен на 17 участке Ваганьковского кладбища, Москва. Дочь МАРИНА. (Окончила Полиграфический институт. Пишет стихи, прозу, печатается в газетах и журналах. Внешне похожа на Райх, свою бабушку. Красива до сих пор. У нее есть сын - Дмитрий Поляков - правнук С. А. Есенина. В 24 года он - доктор философских наук, профессор. Красивый, кудрявый, светлый шатен. Высокого роста. Живет и работает за границей.)
— ТАТЬЯНА СЕРГЕЕВНА (Умерла в 1992. Член Союза писателей. Жила в Ташкенте. Директор музея Сергея Есенина. Два сына: ВЛАДИМИР Кутузов и СЕРГЕЙ Есенин. У Владимира- сын Иван, окончил МАИ, сейчас занимается бизнесом. У Сергея — дочери: Зинаида и Анна)
— АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ. Сын СА Есенина и Вольпин Надежды Давыдовны. Математик, кандидат наук. Как правозащитник он вынужден был уехать из СССР в США. Там с 1971 года и живет. Детей нет.
*ЕСЕНИНА ЕКАТЕРИНА АЛЕКСАНДРОВНА (1905-1977). Умерла от инфаркта. Муж — друг Есенина поэт НАСЕДКИН ВАСИЛИЙ Федорович (1.01.1895-расстрелян 15.03.1938). Брак заключен в декабре 1925 года. Сын АНДРЕЙ 1927-1965 (похоронен на 22 участке Ваганьковского кладбища в Москве) . Дочь — НАТАЛЬЯ, закончила сельскохозяйственную академию им. К. А. Тимирязева по специальности агрохимия и почвоведение. Прошла стажировку в МГУ им. М. В. Ломоносова на кафедре аналитической химии. Работала химиком в почвенной экспедиции на Северной Двине, в геологической партии в Забайкалье и около 30 лет в НИИ «ГИРЕДМЕТ». Кандидат химических наук. Ветеран труда. В настоящее время инвалид первой группы. Детей нет
*ЕСЕНИНА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА (1911-1981). Муж Петр и сын Александр ИЛЬИНЫ. Дочь ФЛОР ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА 1933-1993, журналистка, закончила заочный полиграфический институт. (похоронена на 19 участке того же кладбища). Зять. Похоронены на 20 участке Ваганьковского кладбища. 2 дочь- Светлана Петровна, окончила заочный педагогический институт, сотрудница Государственного музея С. А. Есенина в Москве, в Б. Строченовском переулке. Ежегодно, начиная с 1946 года, все летние месяцы проводит в Константинове.
Вся Москва 1923 с 449
ЕСЕНИН ЮРИЙ (ГЕОРГИЙ) СЕРГЕЕВИЧ (1914-13.08.1937)
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ ЕСЕНИН, поэт (1895-1925), мать – АННА РОМАНОВНА ИЗРЯДНОВА
(где проходил воинскую службу), как «активный участник контреволюционной
фашистко-террористической группы», по приказу зам. наркома внутренних дел
массированной психологической обработке сотрудников НКВД и подписал все
В 1956 году Юрий Есенин посмертно реабилитирован. Сведения сообщил
Нестеров Андрей Николаевич, [email protected]
Разгуляев Александр Иванович — брат Сергея Есенина
Сайт использует cookie и данные об IP-адресе пользователей, если Вы не хотите, чтобы эти данные обрабатывались — покиньте сайт. Политика персональных данных
«Катя подросла, пусть она занимается этим! Я буду писать, а вы с Катей разговаривайте с редакциями, с издателями!» - говорил Есенин своему ангелу-хранителю, бывшей сотруднице ВЧК Галине Бениславской. Катя - Екатерина Александровна Есенина, старшая из двух сестер знаменитого поэта. Широкой публике о ней, главным образом, известно как о личном секретаре своего брата, хранительнице части его архива и жене Василия Наседкина - близкого друга Есенина, поэта, репрессированного в 1937 году по сфабрикованному делу. Несколько лет назад в одной из городских газет промелькнула небольшая публикация о рязанской ссылке Екатерины Александровны. Факт, безусловно, интересный. Ведь о ее жизни, о трагически сложившейся судьбе писали совсем немного (вплоть до выхода в 2001 году малым тиражом книги ее дочери Наталии Есениной-Наседкиной «В семье родной»). А между тем, благодаря и ее стараниям, жива память о Есенине, целы реликвии, которые сейчас можно увидеть в музее в Константинове. В архивах ФСБ и МВД удалось отыскать документы, проливающие свет на события тех лет, и касающиеся личной драмы семьи Наседкиных.
Сбежавшая невеста
Екатерина - в молодости красивая, изящная, с умным лицом. Она иронична, смешлива, - такой ее описывает одна из современниц. «Шустрая», по выражению брата, девчонка. Есенин, сам любивший хорошо одеться и тщательно следивший за собой, ценил эту черту в близких людях, а потому одобрял, даже гордился внешностью сестры. Сергей посвятил ей рассказ «Бобыль и Дружок», к ней же обращено стихотворение «Письмо к сестре».
На дворе 1925-й, последний год жизни Есенина. Кате нет и двадцати. Частым гостем у них Василий Наседкин, недавний красноармеец, а ныне пробивающий себе дорогу молодой поэт. С Есениным он знался еще с дореволюционных лет, вместе учились в народном университете им. А. Л. Шанявского. В своей последней автобиографии Есенин писал: «В университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко». Но тогдашнее их знакомство было едва не шапочным. Тесно сдружились они впоследствии, когда Есенин вернулся из заграничного вояжа. Если в 1915 году Наседкин и Есенин рассталисьподающими надежды крестьянскими юношами, то теперь перед Василием Федоровичем был великий поэт. И, ослепленный неожиданно ворвавшимся в литературу и вспыхнувшем в ней необычайно ярким, трагическим светилом, Наседкин, сам того не сознавая, на какое-то время оказался в хвосте этой стремительно несущейся к вершинам поэзии звезды. С этой поры имя Наседкина нередко фигурировало в различных проектах журнала или альманаха, который намеревался выпускать Есенин. Он писал, что думает издавать журнал в Москве, а не в Ленинграде, потому, что «все равно возиться буду не я, а Наседкин. Я ему верю и могу подписывать свое имя, не присутствуя». Незадолго до своей гибели Есенин выдвигает его секретарем альманаха «Поляны», а затем и заведующим редакцией литературного журнала. Для первого номера Сергей планировал собрать свои новые стихи, стихи Грузинова и Наседкина. Как и многие другие «крестьянствующие» литераторы из есенинского окружения, Наседкин преклонялся перед его талантом, считал его величайшим лириком современности и чувствовал себя в тени Сергея Александровича, хотя сам писал неплохие стихи. Оговоримся: больших высот в литературе Наседкин не успеет достигнуть. Зато друзья и знакомые отмечали его прекрасные человеческие качества, а порядочность Наседкина очень ценил Есенин. Впредисловии к сборнику поэта, написанном близким другом С. А. Есенина П. И. Чагиным, читаем: «В двадцатых и начале тридцатых годов довольно часто можно было встретить на страницах наших литературных журналов стихи за подписью: В. Наседкин. Они привлекали внимание теплом, душевным лиризмом… Любимым пейзажам вторили в его стихах воспоминания о детстве, проведенном в деревне. Наседкин считался в начале двадцатых годов одним из лучших, способнейших учеников в Литературном институте, которым руководил Валерий Брюсов. Это отмечал и сам Брюсов, его старший собрат и в то же время, можно сказать, «крестный отец».
Василий Федорович помогает Есенину и в делах денежных, когда тот запутался в долгах после заграницы, но в силу натуры не мог самостоятельно решать подобные вопросы. Практичный и бывалый Наседкин способствовал Есенину добиться самых крупных по тем временам гонораров - рубль за строчку - при продаже своих сочинений Госиздату. В общем, не случайно вовсе Есенин буквально сосватал за такого человека свою сестру.
Катя браку не противилась, даже наоборот. Однако сразу после регистрации, 19 декабря 1925 года, случился казус. Как рассказывает в своей книге Наталия Есенина, по дороге из загса невеста вдруг выпрыгнула из саней и убежала. Совершенно расстроенный жених пришел к Есенину и спросил, как ему теперь быть… Есенин жутко рассердился на сестру и посоветовал съездить за ней в Константиново. Наседкин так и поступил, забрав Катю обратно в Москву.
21 декабря Есенин покинул психиатрическую клинику, куда лег по совету Екатерины, чтобы избежать милицейских разбирательств об оскорблении им должностного лица, и, разругавшись с женой - Софьей Толстой, уехал в Ленинград. Уже было решено, что свежеиспеченная чета Наседкиных вскоре последует за ним. Все они станут жить вместе, будут заниматься журналом. Наконец-то отпразднуют свадьбу. Однако планы разрушила трагическая смерть Есенина…
По воспоминаниям Екатерины Александровны, Василий Федорович «был самым близким другом для Есенина. Встречи и разговоры с ним давали возможность лучше и острее чувствовать прошедшие годы революции и все события тех лет». В июне 1926 года Наседкин - один из организаторов поездки писательской делегации в село Константиново для сбора биографических материалов о Сергее Есенине. В воспоминаниях об этой поездке на страницах журнала «Красная нива» он писал, что на одной из дверей церковного дома местного священника - 80-летнего Ивана Смирнова хранилось написанное Есениным в 1915 году стихотворение, которое, к сожалению, не разобрать, кроме последней строчки «Без ладьи вышли на берег скалистый».
Со слов жены: «Собранные им материалы, письма Есенина к Панфилову, ранние стихи, все документы о его образовании и написанные им лично материалы в настоящее время служат основным источником к биографии Есенина». В 1927 году Василий Федорович выпустил небольшую книгу воспоминаний «Один год с Есениным», где написал: «С той поры, как я приобрел тонкую тетрадочную книжку «Исповедь хулигана», я полюбил Есенина как величайшего лирика наших дней»:
«Я не слыхал роднее клича:
С детских лет, когда вдали:
По заре степной, курлыча,
Пролетали журавли.
…………………………………
Вот вчера, в час вешней лени,
Вдруг на небе, как штрихи,
И от них такое пенье.
Будто вновь Сергей Есенин
Мне читал свои стихи».
(В. Наседкин)
Общее горе утраты любимого и обожаемого друга и брата еще больше сблизило Василия и Катю. «С тех пор мои родители никогда больше не расставались вплоть до самого ареста папы», - пишет Наталия Васильевна.
«Дело литераторов»
Первый тревожный звонок прозвенел в 1930 году, когда Наседкина вызвали на Лубянку, д. 2. ОГПУ вдруг заинтересовало, почему он, большевик с 1917 года, активный участник Октябрьской революции в Москве, комиссар инженерного полка, помощник командира батальона при ликвидации мамонтовского прорыва, участник борьбы с басмачами в Туркестане, покинул партию в августе 1921-го? «Из-за несогласия с ее политикой на селе и в литературе, - по простоте душевной признался Наседкин. Причина крылась в том, что будучи на своей родине в башкирской деревне, ему воочию довелось наблюдать реальные картины продразверстки и раскулачивания: «Несмотря на решение партии покончить с перегибами в коллективизации сельского хозяйства, эти перегибы существуют. Ее надо проводить более осторожно. Ликвидацию кулачества, как класса, одобряю, но без ошибок раскулачивания середняков. Не согласен с политикой партии в области литературы: она толкает целый ряд попутчиков к халтуре и приспособленчеству. Это вызывается чрезмерным идеологическим нажимом партии на писателя - писать только на злободневные темы. В своих выступлениях, в том числе в доме Герцена, говоря об идеологии, я произносил «идиотология»* (*Архивное уголовное дело В. Ф. Наседкина Р-1. № 9650. УРАФ ФСБ России). Никаких карательных санкций в его отношении тогда не последовало. Но режим ужесточался, и иметь такой факт в биографии было рискованно. Это автоматически ставило Наседкина в ряды политически подозрительного элемента…
Арестовали его 26 октября 1937 года. Было громкое дело литераторов - «террористической группы писателей, связанной с контрреволюционной организацией правых». Основной же целью группы якобы являлось покушение на товарища Сталина. Под каток репрессий угодил длинный список «подпольщиков», известных и не очень, возглавлявшихся писателем Валерианом Правдухиным: наши земляки Иван Макаров и Алексей Новиков-Прибой (Новиков), Павел Васильев, Ефим Пермитин, Иван Приблудный (Яков Овчаренко), Михаил Карпов, Петр Парфенов, Сергей Клычков, Юрий Олеша, совсем еще юный сын Есенина Юрий, и многие другие. Вся вина их заключалась в том, что, собираясь в разное время и разными компаниями в кофейнях и на квартирах, поэты и писатели разговаривали, в том числе на крамольные темы. Судачили о том, что происходит в стране, конечно, с чем-то позволяли себе не соглашаться и критиковать порядки. С точки зрения НКВД, это богемное, кухонное фрондерство подпадало под «злостную антисоветскую пропаганду». А чтобы придать делу значимость и вес, к нему присовокупили тяжкие обвинения в групповом терроризме.
Подобно своим собратьям по перу, Наседкин в ходе допросов «быстро признался» в том, чего от него требовали следователи. Он раз за разом «вспоминал» новые подробности своих «преступлений». Что «с 1930 по 1935 гг. был участником антисоветской группы литераторов, куда входили Воронский, Н. Смирнов, Губер, Зарудин, Зазубрин, Правдухин, Пермитин, Калиненко». И вот он уже не просто «будучи озлоблен против советской власти, вел контрреволюционные разговоры» и выражал недовольство «политикой партии в литературе», но и был готов свергнуть режим любым, в том числе террористическим, способом. «Собираясь вместе и обсуждая политику ВКП(б) и Советского правительства в контрреволюционном духе, мы приходили к выводу о необходимости решительной борьбы с партией. В дальнейшем мы встали на террористический путь, считали единственно оставшимся средством борьбы террор против руководителей ВКП(б) и, в первую очередь, против Сталина». Вдобавок был, якобы, сторонником троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев, «представителей всего самого лучшего, стоящих на защите интересов» простого народа. Вменили в вину и его «упадническое, контрреволюционное» стихотворение «Буран», «полное абсолютного неверия в силы партии и советского народа, глубокой безысходности, что страна гибнет в результате политики инородцев». В 1936 году, когда П. Васильев хотел написать стихи, осуждающие троцкистов, заявил ему: «Постыдился бы писать такие стихи. Ты знаешь, каких людей расстреляли - лучших учеников Ленина». Якобы оказывал сильное контрреволюционное воздействие на осужденного организатора террористической молодежной группы Юрия Есенина. «Все мы были людьми темной, черной совести, потерявшими от злобы человеческий разум и чувство меры». Под давлением Василий Федорович пишет дополнительные «показания» и покаянное заявление «народному» комиссару Ежову: «Вспоминая свое прошлое я констатирую, что на протяжении 8 лет поддерживал связи с врагами народа и сам стал врагом народа. Я старался с максимальной правдивостью и чистотой вскрыть, разоружить себя, т. к. не теряю веры, что с помощью лучших людей Советской страны смогу исправиться и честной работой искупить свою страшную вину перед народом».* (*Архивное уголовное дело В. Ф. Наседкина Р-1. № 9650. УРАФ ФСБ России).
В отношении жены он не сказал ни слова.
Процесс по делу Наседкина состоялся 15 марта 1938 года и уложился всего в один день. Привычный сценарий. «Тройка» военной коллегии Верховного суда, нет ни участников обвинения и защиты, ни свидетелей (большинство из них уже мертвы). Наседкин заявляет, что виновным себя не признает, что покаянные показания - ложные, данные под воздействием следствия. Группа писателей, перечисленных им в показаниях, никогда не являлась антисоветской. А с фигурантом дела Клычковым он вообще не виделся уже более 10 лет. Впрочем, это ничего уже не меняло. Процесс - лишь формальность с заранее известным результатом. Короткий, всего на полторы странички, приговор по ст. 58-8, 58-10 и 58-11 УК - к высшей мере с конфискацией имущества, окончательный и с немедленным исполнением. В тот же день Наседкина расстреляли.
Не унесу я радости земной
И золотых снопов зари вечерней.
Почувствовать оставшихся за мной
Мне не дано по-детски суеверно.
И ничего с собой я не возьму
В закатный час последнего прощанья,
Накинет на глаза покой и тьму
Холодное, высокое молчанье.
Что до земли и дома моего,
Когда померкнет звездный сад ночами,
О, если бы полдневной синевой,
Мне захлебнуться жадными очами.
И расплескаться в дымной синеве,
И разрыдаться ветром в час осенний,
Но только б стать родным земной листве,-
Как прежде, видеть солнечные звенья…
(В. Наседкин)
Жена «врага народа»
Относительно участи мужа Екатерина Александровна пребывала в полном неведении. Официально было объявлено, что Наседкину назначено «10 лет без права переписки». Уже в то время многие догадывались, что в действительности означает данная формулировка. Но жена не теряла надежды хоть когда-нибудь увидеть любимого человека живым.
Работавший до ареста литературным редактором в журнале «Колхозник», Наседкин полностью обеспечивал семью. Екатерина вела домашнее хозяйство и воспитывала детей - Андрея и Наталию. Теперь ей пришлось устраиваться регистратором в поликлинику, потом - счетчицей конвертов «Москонверта», чтобы как-то прокормиться.
За ней пришли 2 октября 1938 года. С ордером на арест и обыск квартиры на Арбате за подписью самого наркома НКВД Берия. Екатерина же интересовала органы постольку поскольку, лишь как жена «врага народа». Молодая оперативница госбезопасности, которая вела дело Наседкиной, все больше спрашивала об антисоветской деятельности ее мужа (уже покойного).
«Ответ: Наседкин Василий Федорович с декабря 1925 г. по 27 октября 1937 г. являлся моим мужем. О его антисоветской деятельности я ничего не знаю.
Вопрос: Вы говорите неправду. Вы скрывали и продолжаете скрывать известные вам факты… Предлагаем вам давать откровенные показания.
Ответ: Еще раз заявляю, что… мне ничего не известно.
Следствие закончилось меньше, чем за месяц. Суда не было вообще. И вот постановление Особого совещания при Наркоме внутренних дел СССР от 1ноября 1938 года: «Есенину Е. А. - как социально опасный элемент - лишить права проживания в 15-ти пунктах сроком на 5 лет…»* (*Архивное уголовное дело Е. А. Есениной № 18098. УРАФ ФСБ России).
Два месяца Екатерина Александровна провела в Бутырке. Компания сокамерниц подобралась интеллигентная - жены послов и военачальников, жена Ежова, при котором убили ее мужа… Детей сначала отдали в Даниловский приемник, а затем отправили в разные детдома Пензы, согласно действующему тогда спецраспоряжению разъединять братьев и сестер - детей «врагов народа».
Из-за сильных приступов астмы Есениной разрешили поселиться в Рязанской области и забрать детей. 11-летнего Андрея и 5-летнюю Наталию привезли в Константиново. Об этом времени сама Екатерина Александровна вспоминала: «В 1939 году меня выслали из Москвы в Рязань вместе с другими женами «врагов народа». Много нас было. Помню, с прибытием нашего поезда в Рязань мы шли от вокзала по улицам города сплошным потоком к большому зданию НКВД. Там мы прошли регистрацию, потом все в Рязани расселились». Наталия Васильевна вспоминает: «Маме было предписано 15 числа каждого месяца отмечаться в НКВД в Рязани. Там ей велели срочно устроиться на работу, и она вступила в константиновский колхоз «Красная нива» (работала на детплощадке при колхозе - авт.). Потом нашла работу в Рязани, взяла Андрея и уехала в Рязань, где жили на окраине города в семье Зереченских, а на воскресенье приезжали к нам. Мама работала учетчицей на «Рязсельмаше», пока не началась война… Она стала донором - сдавала кровь для раненых воинов. За это три года получала рабочую карточку вместо служащей и хороший обед в день сдачи крови, пока не обнаружила, что теряет зрение. Тогда донорство ей запретили, а для нас четверых (к ним приезжала бабушка, Татьяна Федоровна - авт.) оно было единственным источником существования. На рабочую карточку давали еще водку, которую мама меняла на молоко и другие продукты».
Однажды подруга Есениной, писательница Лидия Сейфуллина, жена Валериана Правдухина, прислала ей немного денег, что было очень кстати. «У мамы не осталось ни копейки, она дошла до отчаяния. В это время стук в дверь - почтальон принес перевод, и мы были спасены».
Те годы хорошо помнит сосед Есениных, ныне пенсионер Василий Первушкин, с которым мы встретились. В 1940 году его семья переехала в Рязань и поселилась на улице Школьной Ленпоселка. Рядом, на 2-й Линии, жили Есенины. Вася и Андрей, почти ровесники, вместе учились в 17-й школе и быстро подружились.
- Мы, пацаны, со взрослыми мало общались, все больше гонялись по улице, - рассказывает Василий Николаевич. - Кто такие Есенины, почему оказались здесь, мы тогда не знали, а они не говорили - наверное, боялись, время такое было. Все соседи держались вместе: жили ведь все одинаково бедно, особенно в войну, и чем могли, старались помогать друг дружке. Екатерина Александровна - на людях неунывающая, всегда веселая, любила шутить. Кто бы мог подумать, что ей пришлось перенести? Одевалась просто - в фуфайки, валенки, курила «козьи ножки». Приглашала нас в Константиново на малину и чай. Андрей рос выдержанным парнем, никогда не хулиганил, кстати, был очень похож на своего дядю. А несколько раз, когда мы с ним были вдвоем, наизусть читал мне стихи Есенина. Дядей он искренне восхищался и как-то сказал мне: «Сейчас о нем забыли, но вот увидишь, придет время и его будет читать весь мир!» От Андрея я впервые и узнал о Есенине.
В 1944 году Екатерина Александровна засобиралась уезжать (срок ссылки закончился еще в 1943-м). Стала искать, кому бы продать дом, предложила и нам. Дом № 15 она, по-моему, перевезла в Рязань в разобранном виде из деревни, как многие делали. Мы жили с дядиной семьей, было тесновато. Отец - сапожник - с горем пополам собрал денег и этот дом купил. Простоял он до 1978 года, пока не обветшал и не был снесен. А Екатерина Александровна пояснила тогда: «Поеду восстанавливать имя брата и наше, мы пострадали невинно». Надеялась на свои московские знакомства и связи.
Все вещи Есенина сразу увезти не смогла, поэтому оставила на хранение Первушкиным два сундука. Один со скарбом, а во втором было то главное, что ей удалось уберечь от ока сыщиков - книги и небольшой архив. Напоследок предупредила: «Здесь, Вася, все мое богатство. Бери, читай, но не разбазаривай». Среди содержимого сундука оказались есенинские рукописи - стихотворений «Светит месяц», «хулиганского» цикла, повести «Яр». Год спустя она забрала имущество в целости и сохранности.
Реабилитация
В 1945 году Екатерине Александровне с детьми по ее обращению и партработника, друга Есенина, Петра Чагина, Берия разрешил вернуться - нет, не в Москву, а в Подмосковье, на Сходню. Она с трудом приобрела часть избы. Тот же Чагин помог ей найти работу. Но вскоре здоровье ее совсем ослабло: сказались тюрьма и ссылка, бедность, унижения, пережитые потрясения. В сорок два года Екатерина Александровна стала инвалидом 2 группы, почти полностью потеряв трудоспособность.
Василия она ждала пятнадцать лет. Отказалась от предложения поэта и прозаика Сергея Городецкого, близкого знакомого Есенина, оформить с ним брак и тем самым поправить свое положение. И только в середине 50-х Екатерина Александровна узнала о гибели мужа.
В августе 1956 году она по личному заявлению, ходатайству заместителя секретаря Правления Союза писателей СССР К. Воронкова, писателя Ю. Н. Либединского и внучки Льва Толстого, последней жены Есенина Софьи Толстой, добивается полной реабилитации Наседкина, увы, посмертно. По состоянию здоровья Екатерина Александровна не смогла даже получить справку о невиновности мужа, ее вручили Андрею. Сама она была реабилитирована в сентябре 1956 года. На тот момент в центральном госархиве литературы и искусства СССР из литературного наследия Наседкина имелись следующие образцы творчества забытого поэта: сборники стихов «Песни о любви», «Теплый говор», «Согдиана», стихи «Весна», «В городе», «Не по тебе ли радость», «Гнедые стихи».
Все последующие годы, как и раньше, Екатерина Александровна восстанавливала творческое наследие мужа, в том числе прежде запрещенную его работу «Один год с Есениным» (напечатана в 1927 году), т.к. в ней упоминались Александр Воронский, Борис Пильняк, Петр Орешин, Валериан Правдухин, Лев Троцкий, Н. Осинский (Валериан Оболенский), Михаил Герасимов, Владимир Кириллов, сама писала воспоминания о брате, собственные стихи и рассказы. Являлась одним из основных организаторов Литературно-мемориального музея С. А. Есенина в Константинове. В 1960-1970-х годах принимала участие в подготовке собраний сочинений и многих сборников стихов брата. В 1977 году она тихо скончалась от инфаркта в городе Москве.
P.S. Указанный материал и копии отдельных обнаруженных документов были направлены авторами в Москву Наталии Васильевне Есениной. В ответ было получено письмо: «Благодарю вас за интересные документы, которые вы нашли в архивах, документы о страшной судьбе моих родителей, а также за их публикацию. Что касается меня и моего брата Андрея, то нам с детства все это известно. Я росла как дочь «врага народа». По окончании школы не могла устроиться учиться ни в вуз, ни работать на заводе лаборанткой. По своему характеру я не могла скрывать, что мои родители были репрессированы. За это расплачивалась здоровьем. Свою книгу «В семье родной» я считаю книгой о С. А. Есенине и его кровных родственниках. Я посчитала возможным дать в книге мамины рассказы, которые представляют ее как творческую личность. Если бы ее не арестовали, она, быть может, была бы хорошей детской писательницей. Если вам захочется узнать еще что-нибудь о моей семье, позвоните, а если будете в Москве, рада вас встретить». Завязалась переписка, телефонные разговоры.
А это значит - тема не закрыта. Ведь Екатерина Александровна Есенина, «князя песни русская сестра», как поэтично охарактеризовал ее Павел Васильев, достойна благодарности и уважения потомков, а ее судьба и наследие - дальнейшего изучения.
«Современное есениноведение», 2005 г., № 3.
« Мы пострадали невинно…» Судьба сестры Сергея Есенина
Екатерина Александровна Есенина(1905 — 1977) — старшая из двух сестёр поэта Сергея Есенина. Читателям о ней, главным образом, было известно как о личном секретаре своего брата, хранительнице части его архива. И совсем мало писали о ней как о жене Василия Наседкина, близкого друга Есенина, поэта, репрессированного в 1937 году и казнённого НКВД по сфабрикованному« делу литераторов».
Сестра! Сестра!
Друзей так в жизни мало!
Как и на всех,
На мне лежит печать…
Коль сердце нежное твоё
Устало,
Заставь его забыть и замолчать.
Из стихотворения С. Есенина« Письмо к сестре», посвящённого Е. Есениной. 1925.
Сестра Екатерина была на 10 лет младше Сергея Есенина. В 1911-м, когда Сергею было уже 15, родилась младшая сестра Александра. Ещё через год Сергей переехал из родного села Константинова Рязанской губернии к отцу в Москву и с сёстрами стал видеться редко. Однако жизнью их интересовался, спрашивал о них в письмах к матери. Когда Екатерина в 1917−18 гг. училась в Москве, часто навещал её. Наконец в 1922 г. Екатерина окончательно переехала в Москву и с тех пор её судьба была неразрывно связана с судьбой брата.
Екатерина стала помощницей Сергея в его литературно-издательских делах. Их отношения были непростыми: Сергей следил за «моральным обликом» сестры и её увлечениями, а та — шустрая, бойкая и красивая девушка — могла быть легкомысленной, да ещё и считала, что брат должен её содержать. Однако Екатерина, которой не было и двадцати, по-настоящему заботилась о брате: вытаскивала его из пьяных компаний, разговаривала с редакциями, «выбивала» гонорары. В 1925 году она вышла замуж за близкого друга Сергея — поэта Василия Наседкина. После смерти брата — занялась сохранением его наследия.
В 1930 году Наседкина вызвали в ОГПУ на Лубянку. Допрашивали, почему он вышел из партии большевиков в 1921-м. Василий Наседкин не скрывал, что« не согласен политикой на селе и в литературе». «Несмотря на решение партии покончить с перегибами в коллективизации сельского хозяйства, эти перегибы существуют. Её надо проводить более осторожно. Ликвидацию кулачества, как класса, одобряю, но без ошибок раскулачивания середняков. Не согласен с политикой партии в области литературы: она толкает целый ряд попутчиков к халтуре и приспособленчеству. Это вызывается чрезмерным идеологическим нажимом партии на писателя — писать только на злободневные темы. В своих выступлениях, в том числе в доме Герцена, говоря об идеологии, я произносил« идиотология"*(*Архивное уголовное дело В. Ф. Наседкина Р-1. номер 9650. УРАФ ФСБ России). Никаких карательных санкций в его отношении тогда не последовало. Но режим ужесточался, и иметь такой факт в биографии было рискованно. Это автоматически ставило Наседкина в ряды политически подозрительного элемента…
Арестовали мужа Екатерины Есениной 26 октября 1937 года. НКВД фальсифицировало так называемое« дело литераторов» — «террористической группы писателей, связанной с контрреволюционной организацией правых». Им вменялась, среди прочего, подготовка покушения на Сталина.
Под каток репрессий угодил длинный список« подпольщиков», известных и не очень, возглавлявшихся писателем Валерианом Правдухиным: Алексей Новиков-Прибой(Новиков), Иван Приблудный(Яков Овчаренко), Сергей Клычков, Юрий Олеша, совсем ещё юный сын Есенина Юрий, и многие другие. Вся вина их заключалась в том, что, собираясь в разное время и разными компаниями в кофейнях и на квартирах, поэты и писатели разговаривали, в том числе на крамольные темы. Судачили о том, что происходит в стране, конечно, с чем-то позволяли себе не соглашаться и критиковать порядки.
15 марта 1938 года военная коллегия Верховного Суда(ВКВС) приговорила мужа Екатерины Есениной к расстрелу. В тот же день он был расстрелян. Об этом семья Есениных узнала лишь через многие годы, — тогда, в 1938-м НКВД представило им лживую информацию о приговоре« к 10 годам без права переписки».
Работавший до ареста литературным редактором в журнале« Колхозник», Василий Наседкин обеспечивал семью, так как Екатерина вела домашнее хозяйство и воспитывала детей — Андрея и Наталию. Теперь же, после ареста мужа, Екатерине пришлось устроиться регистратором в поликлинику, потом — счётчицей конвертов« Москонверта», чтобы хоть как-то прокормить детей.
Вскоре чекисты приехали к Екатерине Есениной с ордером на арест и обыск квартиры на Арбате за подписью самого Берии. Оперативница, которая вела дело Есениной-Наседкиной, всё больше спрашивала об антисоветской деятельности её мужа(уже расстрелянного).
Из протокола допроса:
… «Ответ: Наседкин Василий Федорович с декабря 1925 года по 27 октября 1937 года являлся моим мужем. О его антисоветской деятельности я ничего не знаю.
Вопрос: Вы говорите неправду. Вы скрывали и продолжаете скрывать известные вам факты. Предлагаем вам давать откровенные показания.
Ответ: Ещё раз заявляю, что мне ничего не известно…"
Следствие закончилось меньше, чем за месяц. Суда не было вообще. Из Постановления Особого Совещания(ОСО) при Наркоме внутренних дел СССР от 1 ноября 1938 года: « Есенину Е. А. — как социально опасный элемент — лишить права проживания в 15-ти пунктах сроком на 5 лет…»(Архивное уголовное дело Е. А. Есениной номер 18 098. УРАФ ФСБ России).
Два месяца Екатерина Александровна провела в Бутырской тюрьме. Компания сокамерниц — жёны послов и военачальников, жена Ежова, при котором казнили её мужа. Детей сначала отдали в Даниловский приёмник, а затем отправили в разные детдома Пензы, согласно действующему тогда спецраспоряжению разъединять братьев и сестёр — детей« врагов народа».
***
Из-за тяжёлой болезни — сильных приступов астмы Екатерине Есениной разрешили поселиться в Рязанской области и забрать из детдомов своих детей. 11-летнего Андрея и 5-летнюю Наталию привезли в Константиново.
Об этом времени сама Екатерина Александровна Есенина писала: «В 1939 году меня выслали из Москвы в Рязань вместе с другими жёнами „врагов народа“. Много нас было. Помню, с прибытием нашего поезда в Рязань, мы шли от вокзала по улицам города сплошным потоком к большому зданию НКВД. Там мы прошли регистрацию, потом все [высланные] в Рязани как-то расселились».
Дочь Екатерины Есениной — Наталия Васильевна — вспоминала: «Маме было предписано 15 числа каждого месяца отмечаться в НКВД в Рязани. Там ей велели срочно устроиться на работу. Она вступила в константиновский колхоз« Красная нива»(работала на детплощадке при колхозе — прим.).
Потом нашла работу в городе, взяла сына Андрея и уехала в Рязань, где они жили на окраине города [на 2-й линии Ленпоселка Рязани] в семье Зереченских, а на воскресенье приезжали к нам [в с. Константиново]. Мама работала учётчицей на [заводе] «Рязсельмаш», пока не началась война…"
***
«
Мама стала донором — сдавала кровь для раненых воинов. За это три года получала рабочую карточку вместо служащей и хороший обед в день сдачи крови, пока не обнаружила, что теряет зрение. Тогда донорство ей запретили, а для нас четверых(к ним приезжала из Константиново бабушка, Татьяна Фёдоровна — прим.) оно было источником существования. На рабочую карточку давали ещё водку, которую мама меняла на молоко и другие продукты».
Однажды подруга Есениной, писательница Лидия Сейфуллина, жена репрессированного Валериана Правдухина, прислала ей в Рязань немного денег, что было очень кстати. «У мамы не осталось ни копейки, она дошла до отчаяния. В это время стук в дверь — почтальон принёс перевод, и мы были спасены» — вспоминает дочь Екатерины Есениной.
***
Тогдашний сосед Есениных, рязанец Василий Первушкин, который учился в рязанской 17-й школе вместе с сыном Екатерины Александровны — Андреем, вспоминал: «…Екатерина Александровна — на людях неунывающая, всегда весёлая, любила шутить. Кто бы мог подумать, что ей пришлось перенести? Одевалась просто — в фуфайки, валенки, курила«
козьи ножки». …
Андрей, кстати, был очень похож на своего дядю. А несколько раз, когда мы с ним были вдвоём, наизусть читал мне стихи Есенина. Дядей он искренне восхищался и как-то сказал мне: «Сейчас о нём забыли, но вот увидишь, придет время и его будет читать весь мир!»
***
В 1945 году Екатерине Александровне Есениной с детьми — по ходатайствам её и друга Есенина, партработника Петра Чагина, Берия разрешил вернуться, но не в Москву, — в Подмосковье, на Сходню.
Есенина с трудом приобрела часть избы. Чагин помог ей найти работу. Но вскоре здоровье её совсем ослабло: сказались тюрьма и ссылка, бедность, унижения, пережитые потрясения. В сорок два года Екатерина Александровна стала инвалидом 2-й группы.
Своего репрессированного мужа Василия Наседкина она ждала пятнадцать лет. Отказалась от предложения писателя Сергея Городецкого, близкого знакомого Есенина, оформить с ним брак и тем самым поправить своё положение. Только в середине 1950-х Екатерина Александровна узнала о расстреле мужа.
В августе 1956 года она по заявлению Екатерины Есениной и ходатайству заместителя секретаря Правления Союза писателей СССР К. Воронкова, писателя Ю. Н. Либединского и внучки Льва Толстого, последней жены Есенина Софьи Толстой, добивается полной реабилитации Василия Наседкина, увы, посмертно. По состоянию здоровья Екатерина Александровна не смогла даже получить справку о невиновности мужа, ее вручили Андрею. Сама Екатерина Александровна Есенина была реабилитирована в сентябре 1956 года.
«Секс-идол России на все времена, он изнывал от тоски безразличия… его женщины его любили, а он их не любил…» Как вы думаете, о ком это написано? Нет, это не про актера и не про стриптизера. Эти слова, опубликованные год назад, — о Сергее Есенине. Принадлежат они редактору одного из литературных альманахов - и ничего тут не добавишь… Поэту и при жизни, и после смерти везло на такого рода респондентов. В их доморощенных головах рождались разные отзывы о нем, о его лире-душе, которая каким-то непостижимым образом расцветала в беспробудном пьянстве, разгульном образе жизни и в психиатрических больницах. Как ничтожна толпа в своем понимании Гения. Какую благую почву подготовила она для того, чтобы преступление века стало самоубийством.
Константиново - истоки многозвучного, яркого, самобытного есенинского мира. Светлое, зеленое, привольное село на рязанской земле. Церковь на холме, часовня, родник. Барский дом с огромным, красивым садом и ряды опрятных крестьянских домов, среди них и два дома дедов поэта - Никиты Осиповича Есенина (по отцу) и Федора Андреевича Титова (по матери), людей уважаемых и трезвых. Последнего, как вспоминала Катя, сестра Есенина, знала вся округа: «умен в беседе, весел в пиру и сердит в гневе, дедушка наш умел нравиться людям…В начале весны дедушка уезжал в Питер и плавал на баржах до глубокой осени… В благодарность Богу за удачное плавание дедушка поставил перед своим домом часовню. У иконы Николая Чудотворца под праздники в часовне всегда горела лампада. После расчета с Богом у дедушки полагалось веселиться. Бочки браги и вино ставились около дома.«Пейте! Ешьте! Веселитесь, православные! Нечего деньгу копить, умрем - все останется…» В доме этого деда, Федора Андреевича, сыграли свадьбу родители Есенина - Татьяна Федоровна и Александр Никитич. В этом же доме жил Сергей ребенком, когда у отца с матерью был большой разлад, и та перед отъездом в город принесла двухгодовалого, беспокойного и очень слабенького сына в родительский дом. Здесь его выходили, полюбили, особенно бабушка Наталья Евтихиевна, которая была «на все руки»: холсты ткала, пироги с брусникой пекла, дом содержала в чистоте и красоте. А сколько сказок она знала - не переслушать. «Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос…» - вспоминал Есенин о своих чудесных, в любви и ласке прожитых, пяти годах жизни - с трех до восьми, таких важных в жизни каждого. Сколько тепла и красоты пришло вместе с тем временем к Сергею: «…Ночью луна при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну…» И сколько образов константиновской природы принесет поэт в свои чистые стихи… («Гей вы, рабы, рабы!// Брюхом к земле прилипли вы. // Нынче луну с воды // Лошади выпили». «Небесный барабанщик», 1918 год).
В земской четырехлетке добрую опеку над Сергеем поделил с его дедом сельский священник Иван Яковлевич Попов. Вдовец, растивший дочь и еще нескольких приемных детей, он отвадил его, уже подросшего и шаловливого, от улицы и первым приметил необычность ученика. В доме отца Ивана в 1907-1908 годах «тихий отрок, чувствующий кротко» читал свои первые стихи успешному столичному студенту Николаю Сардановскому, родственнику сельского священника. Стихи, вспоминал Николай, были о сельской природе…
Четырехлетку Есенин окончил в 1909 году с отличием и по ходатайству отца Ивана был отправлен в церковно-учительскую школу в Спас-Клепики, где началась почти взрослая жизнь, далекая от дома, неприветливая, с общей спальней на сорок коек, с драками среди однокашников. И здесь, когда Сергей не знал, куда преклонить голову, рядом вновь появляется родной по духу человек - Гриша Панфилов, который тоже учился в этой школе, но жил дома, с родителями, в Спас-Клепиках. Они сошлись быстро и общались так, будто давно друг друга знали: о стихах, о литературе, о Льве Толстом, о том, что надо бы съездить в Ясную Поляну и почтить его память, обо всех своих переживаниях и первых увлечениях. Сергей часто бывал дома у Гриши и прикипел к нему всей душой. Когда же в 1914 году друг умер от чахотки - земля ушла из-под Сергея. Гриша, Гриша… Как поддержал он драгоценного однокашника, уехавшего в Москву . Сколько добрых писем отправил, чтоб не было тому одиноко. Это ему, Грише Панфилову, писал Сергей: «Москва - это бездушный город, и все, кто рвется к солнцу и свету, большей частью бегут от нее...»Но постепенно семнадцатилетний Есенин начал привыкать к столице. Экспедитор в книготорговом товариществе «Культура», суриковец (участник Суриковского литературно-музыкального кружка, при котором «открывались» таланты), подчитчик, потом и корректор, в типографии Сытина, слушатель историко-философского курса в Университете Шанявского и, наконец, молодой отец. В декабре 1914 года у него родился сын Юра.
Первая гражданская супруга Есенина, Анна Изряднова, работала вместе с поэтом в типографии Сытина и прожила с ним совместно совсем немного. Но это никак не помешало ей сохранять отношения с Есениным. Двери ее дома были открыты для него всегда. Анна Романовна оставила интересный словесный портрет совсем молодого поэта: «Он только что (в 1913 году. - Прим. ред.) приехал из деревни, но по внешнему виду на деревенского парня похож не был. На нем был коричневый костюм, высокий накрахмаленный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив…» Надо сказать, что воспоминания о Сергее Александровиче оставили практически все спутницы его жизни. (Исчезли только дневники Зинаиды Райх, первой официальной жены.) И все они были на редкость очаровательными, умными, талантливыми, сыгравшими свои роли в его личной и творческой судьбе. Так что говорить о том, что Есенина женщины любили, а он не любил, как-то неестественно и странно. Возможно, в его истории любви нет такого испепеляющего чувства, как, например, у Александра Блока, и посвящений своим избранницам он практически не делал, разве что Августе Миклашевской. Но проникновенному читателю не нужно отыскивать чувства в его стихах, без чувств стихов не бывает.
То, что Есенин никого не любил - это один из многих стереотипов, созданных о нем еще современниками. Известны такие высказывания, что у поэта было три любви: к России, стихам и славе. Да, и это объяснимо, ведь большие чувства возникают, «когда душу вылюбишь до дна»…О большой субъективности современников в оценках Есенина свидетельствуют и составленные ими есенинские портреты. Зинаида Гиппиус увидела его таким: «Ему 18 лет. Крепкий, среднего роста. Сидит за стаканом чая немного по-мужицки, сутулясь; лицо обыкновенное, скорее приятное; низколобый, нос «пилочкой», а монгольские глаза чуть косят…» Литературный вождь пролетариата М. Горький рассмотрел в Есенине другое: «Есенин вызвал у меня неяркое впечатление скромного и несколько растерявшегося мальчика, который сам чувствует, что не место ему в огромном Петербурге. Такие чистенькие мальчики - жильцы тихих городов, Калуги, Орла, Рязани, Симбирска, Тамбова. Там видишь их приказчиками в торговых рядах, подмастерьями столяров, танцорами и певцами в трактирных хорах…»
А вот воспоминание Г. Иванова: «… На эстраду выходит Есенин в розовой шелковой косоворотке, на золотом пояске болтается гребешок. Щеки подрумянены. В руках букет бумажных васильков. Выходит он подбоченясь, как-то «по-молодецки» раскачиваясь. Улыбка ухарская, но смущенная». Все эти отзывы относятся примерно к одному периоду - появлению Сергея Александровича в Петербурге весной 1915 года, куда он поехал искать встречи с Блоком, о которой давно мечтал. Он надеялся, что большой поэт как-то подсоберет его, подскажет, что делать дальше. Ведь Есенина уже печатают все тонкие московские журналы, не привечают пока лишь толстые, да и «Радуница» - первый сборник стихов - практически готова.
«Днем у меня рязанский парень со стихами. Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915 года», - отметит в своем дневнике Блок, который, вежливо встретив его, отправил к С. Городецкому и М. Мурашеву. Последний работал в самой популярной по тем временам газете «Биржевые ведомости».
 Сергей Есенин. Петроград, 1916 год |
«Читал он очень много всего… Дочитается до рассвета и не спавши поедет учиться опять. Такая у него жадность была к учению, и знать все хотел…» - вспоминала Татьяна Федоровна, мать поэта, о его первых университетах. «Все свободное время читал, жалованье тратил на книги, журналы…» - писала Анна Изряднова. «Когда этот «скандалист» работал - трудно было себе представить, но он работал в то время крепко», - говорил Н. Полетаев, имея в виду 1921 год.
Вернемся в первый питерский период поэта, который так богат на события, и не только литературные. Весной 1916 года Есенин был призван на военную службу - с Высочайшего соизволения назначен санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143, жил в Царском Селе , недалеко от Иванова-Разумника, был представлен ко двору, где его стихи слушали, «затаив дыхание, боясь пропустить слово». Императрице стихи очень понравились, она даже высказала соизволение посвятить следующий сборник ей. Конечно, это безмерно льстило молодому поэту. Но когда «свободомыслящие» коллеги по цеху узнали о том, что на сборнике «Голубень» появится посвящение императрице, Есенина приперли к стене за «гнусный поступок». Он едва успел убрать из набора «Благоговейно посвящаю…» Хотя несколько корректурных оттисков все же просочились в руки библиофилов.
Здесь же, в Царском Селе, Сергей Александрович познакомился с Распутиным, полежал в больнице, где ему вырезали аппендицит, здесь пережил еще одну мобилизацию - уже в советскую пору - на борьбу с белыми. С перепугу, как писал А. Мариенгоф, поэт побежал к комиссару цирков - Н. Рукавишниковой, так как циркачи были освобождены от чести защищать республику. Та предложила ему выезжать верхом на арену и читать какие-то стихи, соответствующие духу времени, сопровождающие пантомиму. Но во время одного из выступлений до того спокойная лошадь вдруг так тряхнула головой, что Есенин от неожиданности «вылетел из седла и, описав в воздухе головокружительное сальто-мортале, растянулся на земле», сказав потом, что он лучше сложит голову в честном бою.
Анатолий Мариенгоф - еще одна жизненная веха Есенина. На первый взгляд были друзья не разлей вода. Но как все не просто обернулось, и многим позднее написанный Мариенгофом «Роман без вранья» стал еще одной порцией в вареве «воспоминаний о поэте».
 Зинаида Райх с детьми Костей и Таней |
Тогда, когда Галина Бениславская записала эти слова в дневнике, еще никто из окружения поэта и предположить не мог, каким эхом отзовется в его судьбе «невидение революции», которая разделит его жизнь (как и жизнь многих, но в данном случае мы говорим о Есенине) на «до» и «после». И вот то, что было «после», постепенно станет приближать его к трагедии 1925 года.
Сразу после октябрьского переворота Есенин оказался не в партии, вспоминал Г. Иванов, но в непосредственной близости к «советским верхам», ведь представить его у Деникина, Колчака или в эмиграции «психологически невозможно». «От происхождения до душевного склада - все располагало его отвернуться от «Керенской России» и не за страх, а за совесть поддержать «рабоче-крестьянскую». Сам Сергей Александрович в автобиографии 1922 года написал, что в РКП никогда не состоял, потому что чувствовал себя гораздо «левее». И, наконец, известная оценка Л. Троцкого: «Нет, поэт не был чужд революции, - он был несроден ей. Есенин интимен, нежен, лиричен, - революция публична, эпична, катастрофична. Оттого-то короткая жизнь поэта оборвалась катастрофой».
Непосредственная близость к «советским верхам» - что это означало в действительности, понять по отзывам нелегко. Суть взаимоотношений поэта с новым миром и новой властью можно отыскать только в его собственных признаниях и, конечно же, в стихах. Но искать - осторожно, не размахивая строчками, вырванными из контекста «Иорданской голубицы»: «Небо - как колокол, // Месяц - язык, // Мать моя - родина, // Я - большевик». Ведь есть и другие мысли: «Злой октябрь осыпает перстни // с коричневых рук берез». Можно ли судить по одному слову из целой фразы? И можно ли все свидетельства очевидцев принимать на веру или, напротив, истолковывать, как удобно? Например, такой эпизод: весной 1918 года на именинах у Алексея Толстого Сергей Александрович, вернувшийся из Питера, ухаживал за некой поэтессой и вдруг простодушно предложил ей: «А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою». Блюмкин сидел за этим же столом. Что это было? По мнению В. Ходасевича, Есенин таким образом «щегольнул». Скорее всего, так. Но есть и другие точки зрения.
Или же другая история - про внешнее щегольство - с цилиндрами. Кто только не щипал за них Есенина, упрекая, что тот на Пушкина замахнулся. А ведь цилиндр пришел к поэту сам.
«…В Петербурге шел дождь. Мой пробор блестел, как крышка рояля, - вспоминал Мариенгоф. - Есенинская золотая голова побурела, а кудри свисали жалкими писарскими запятыми. Он был огорчен до последней степени. Бегали из магазина в магазин, умоляя продать нам без ордера шляпу. В магазине, по счету десятом, краснощекий немец за кассой сказал:
Без ордера могу отпустить вам только цилиндры.
Мы, невероятно обрадованные, благодарно жали немцу пухлую руку. А через пять минут на Невском призрачные петербуржане вылупляли на нас глаза, ирисники гоготали вслед, а пораженный милиционер потребовал: «Документы!»
Удивительно, но к 1919 году, времени тотального «переустройства мира» и чудовищного красного террора, у поэта уже было четыре книги: «Радуница» (1916), «Голубень» (1916), «Преображение» (1918) и «Сельский часослов» (1918). При этом нужно учесть, в каких условиях он работал. Н. Полетаев вспоминает, как жил Есенин (в 1918 году) в Пролеткульте, вместе с поэтом Клычковым. Ютились они в ванной комнате купцов Морозовых. Один спал на кровати, а другой в шкафу. А товарищ Есенина Л. Повицкий рассказывал о том, как частенько голодал поэт и как однажды он с Клычковым пришел к нему в гости, и, пока Повицкий пытался собрать на стол, гости махом проглотили большой кусок сливочного масла. Хозяин удивился: как же они смогли съесть его без хлеба? - «Ничего - вкусно!» - ответили гости.А между тем, по словам В. Маяковского, была одна «новая черта у самовлюбленнейшего Есенина: он с некоторой завистью относился ко всем поэтам, которые органически спаялись с революцией, с классом и видели перед собой большой оптимистический путь», - таких толкований было много. А если к этому прибавить: умело спровоцированные зрителями скандалы Есенина в «Стойле Пегаса», его непосредственное участие в разработке и огласке программы имажинистов, которые, по словам А. Луначарского, злостно надругались над современной Россией, отважную переписку Сергея Александровича с Луначарским, коллективные просьбы имажинистов выпустить их из России, заходы Есенина и Мариенгофа на «Зойкину квартиру» - в так называемый «салон» Зои Шатовой, задержание и привозы Есенина на Лубянку, - то портрет «хулигана» Есенина начинает приобретать отчетливые, выпуклые черты. И попробуйте объяснить публике, что поэта под общий шаблон загнать невозможно. Что же касается имажинизма, то сам поэт говорил на этот счет Ивану Розанову следующее: «Слово о полку Игореве» - вот откуда, может быть, начало моего имажинизма». Да и можно ли «поместить» Есенина в какое-либо художественное направление, литературную школу? Его поэзия - вне школ.
Многое происходящее тогда в «Стойле Пегаса» можно объяснить эпатажным состоянием, желанием «зажечь» публику. Что-то - озорством. Иначе как отнестись, например, к эпизоду, когда Есенин отправился просить для имажинистов бумагу, находившуюся на строжайшем учете, к дежурному члену президиума Московского Совета. Для визита он надел длиннополую поддевку, причесал волосы на крестьянский манер и, стоя перед ответственным лицом без шапки, кланяясь, специально окая, просил «ради Христа» сделать «божескую милость» и дать ему бумаги «для крестьянских стихов». Белокурому Лелю, конечно, не отказали.
Но было в этом «имажинистском» периоде и много другого, отнюдь не для забавы. «…Слышите ль? Слышите звонкий стук? // Это грабли зари по пущам.// Веслами отрубленных рук // Вы гребетесь в страну грядущего», - читал поэт со сцены кафе. (Потом, как известно, появится и «страна грядущего» - незаконченная пьеса «Страна негодяев».) Далее, из той же поэмы «Кобыльи корабли»: «О, кого же, кого же петь // В этом бешеном зареве трупов?»
Такие строки становились нужной информацией для тех, кто под видом любителей поэзии приходил в кафе, но главные события «антисоветской» жизни Есенина еще впереди.
А пока - 1921 год. Встреча с Айседорой Дункан. Их роман, начиная со знакомства, - сплошь лавстори со всеми подобающими комментариями. «По окончании танца он вскочил с места и на огромном зеркале, идущем во всю стену, острым камешком своего кольца начертил два четких слова: «Люблю Дункан»… Мировая знаменитость, избалованная непрестанными успехами, очевидно, первый раз в жизни столкнулась с подобным выражением восторга», - записал со слов очевидцев Вс. Рождественский. А вот другой рассказ - будто Дункан, быстро заприметившая голубоглазого парня, обратилась с вопросом к «декадентскому батьке» С. Полякову: Кто этот юноша с таким порочным лицом? И их немедленно познакомили.
Роман закружился быстро. Публика перебирала разные версии такого союза: позарился на благополучие, захотелось большей славы, знаменитой персоны в своей биографии и т. д. Надежда Вольпин, еще одна гражданская супруга поэта, родившая ему сына Александра, судила об их взаимоотношениях иначе. Она поверила в искреннюю страстную любовь Айседоры и в сильное влечение Есенина. И конечно, как полагается женщине, не обошлась без эмоций: «Есенин, думается, сам себе представлялся Иванушкой-дурачком, покоряющим заморскую царицу». И пусть так. Айседора появилась вовремя. Поэт пребывал не в лучшем расположении духа, он устал от прежних друзей, от окололитературных перипетий, от той правды жизни, которая приходила к нему с каждым новым днем, замыкался в себе и сам откровенно признавался: «…Очень уж я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным». В этом же 1921 году Есенин закончил драматическую поэму «Пугачев»:
«…Нет, это не август, когда осыпаются овсы, // Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.// Мертвые, мертвые, посмотрите, кругом мертвецы, // Вон они хохочут, выплевывая сгнившие зубы»…
Заморская жар-птица подхватила поэта и понесла над морями и океанами. Берлин , Париж , Нью-Йорк и вновь - Европа. И на «том берегу» к нему пришла еще одна правда: «… на кой черт людям нужна эта душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука эта душа, всегда в валенках, с грязными волосами… С грустью, с испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни, Есенин, свою душу, это так же неприятно, как расстегнутые брюки», - писал он из Нью-Йорка А. Мариенгофу.
|
Полковник МВД, Эдуард Александрович Хлысталов, много лет проработавший следователем на Петровке, 38, занимался вопросом о гибели Сергея Есенина. Вот лишь несколько выводов из его частного расследования: «...В заключении о причинах гибели Есенина судмедэксперт Гиляревский написал: «На основании данных вскрытия следует заключить, что смерть Есенина последовала от асфикции, произведенной сдавливанием дыхательных путей через повешение. Вдавливание на лбу могло произойти от давления при повешении. Темно-фиолетовый цвет нижних конечностей, точечные на них кровоподтеки указывают на то, что покойный в повешенном состоянии находился продолжительное время. Раны на верхних конечностях могли быть нанесены самим покойным и, как поверхностные, влияния на смерть не имели»… Сомнение в подлинности акта вызвано следующим. 1) Акт написан на простом листе бумаги без каких-либо реквизитов, подтверждающих принадлежность документа к медицинскому учреждению. Он не имеет регистрационного номера, углового штампа, гербовой печати, подписи заведующего отделением больницы или бюро экспертиз.
Следует добавить, что после 1925 года судьба А.Г. Гиляревского неизвестна, его супруга была репрессирована и также пропала без вести. |
А в Москве, после его отъезда, уже названная выше подруга поэта Галина Бениславская заболела - с неврастенией в острой форме прибыла на лечение в санаторий в Покровском-Стрешневе. О себе записала: «Всю ночь было мучительно больно… Как зуб болит - мысль, что Е. любит эту старуху, и что здесь не на что надеяться». Галина была очень привязана к Есенину, сносила все сложности его творческой натуры и действительно помогала. Достаточно сказать, что после размолвки Есенина с имажинистами, а главное - с А. Мариенгофом, она приютила его, а потом и обеих сестер поэта, Екатерину и Александру. Все жили в одной комнатенке, Бениславская взяла на себя хлопоты по хозяйству, а сама частенько спала на полу под столом - метров не хватало. Помощь ее была неоценима и в другом деле, похоже, что именно она, будучи связанной с ВЧК, несколько раз решала его проблемы с арестами. (Кстати, интересен факт, что в 1924 году у нее появился тайный поклонник - сын Троцкого Лев Седов, что после гибели Есенина Галина заливала горе вином, что в годовщину смерти поэта она застрелилась у него на могиле.)
Вернулся Сергей Александрович в Москву в августе 1923 года и глубоко погрузился, как пишет В. Ходасевич, в нэповское болото, «ощутив всю позорную разницу между большевистскими лозунгами и советской действительностью даже в городе, - Есенин впал в злобу». Начались его кабацкие скандалы и выступления, одно из которых закончилось товарищеским судом над четырьмя поэтами: С. Есениным, П. Орешиным, С. Клычковым и А. Ганиным. Их обвиняли в том, что за разговором в пивной об издании журнала они оскорбили постороннего человека, назвав его «жидовской мордой». Друзья же уверяли, что оскорбленный их подслушивал. В результате обвинитель Л. Сосновский, единомышленник Л. Троцкого и один из организаторов расстрела царской семьи, увидел в произошедшем проявление антисемитизма. А в газете «Рабочая Москва» от 12 декабря 1923 года рабкоры написали, что дело четырех поэтов вскрыло нам язву, «которую нужно раз и навсегда вылечить или отсечь». Ситуация оказалась более чем серьезной, и это, конечно, знал Л. Сосновский. По принятому в 1918 году Декрету «О борьбе с антисемитизмом», у виновных было два пути: лагерь или расстрел. За поэтов вступились В. Полонский, В. Львов-Рогачевский, А. Соболь, уверяя слушающих, что обвиняемые не являются антисемитами, что произошло досадное недоразумение. (После похорон С. Есенина А. Соболя найдут у памятника Достоевскому с простреленной головой.) В результате четверке объявили общественное порицание. И тем не менее это было начало конца. После ряда событий с Алексеем Ганиным, как и с Сергеем Есениным, расправятся в 1925 году. Ганина расстреляют, к делу приобщат написанные им тезисы «Мир и свободный труд народам», в которых он заявил, что Россия уже несколько лет находится в состоянии смертельной агонии, что ясный дух русского народа предательски умерщвлен. Петр Орешин и Сергей Клычков ненадолго переживут друзей: первого расстреляют в марте 1937 года, второго - в октябре этого же года…
По окончании товарищеского суда Сергей Александрович, конечно же, понял, что этот спектакль был разыгран неспроста. И все же он отвечает всем участникам действа статьей под названием «Россияне»: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое за эти годы состояние государства в международной схватке за свою независимость случайными обстоятельствами выдвинуло на арену литературы революционных фельдфебелей, которые имеют заслуги перед пролетариатом, но ничуть не перед искусством...» - писал поэт, упоминая далее и Сосновского, и Троцкого. Последний запечатлен и в поэтических образах, в неоконченной пьесе «Страна негодяев», где один из героев - комиссар Чекистов (он же Лейбман) - прибыл, по замыслу автора, из Веймара в Россию «укрощать дураков и зверей» и «перестроить храмы божие в места отхожие». Прототип Чекистова не кто иной, как Лейба Троцкий, живший в эмиграции в городе Веймар.
Дальнейшие события все более приближали поэта к трагическому финалу. Руку к этому приложили и былые друзья-товарищи. Имажинисты, Р. Ивнев, А. Мариенгоф, В. Шершеневич, не только не пришли в зал товарищеского суда, чтобы собственным присутствием засвидетельствовать лживость предъявляемых Есенину обвинений, но более того, они написали письмо в редакцию журнала «Новый зритель», всячески открещиваясь от поэта. (А зачем он был теперь им нужен? В кафе Мариенгофа, в «Стойле Пегаса», куда публика валила на Есенина и тем самым делала хорошие выручки, он больше не появлялся.)
Художник Сварог (В.С. Корочкин), делавший в номере гостиницы рисунок погибшего Есенина, рассказывал своему другу, журналисту И.С. Хейсину, следующее: «Мне кажется, что этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну... может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он «забыл» свой портфель в номере Есенина. И домой он «спать» не ходил - с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в «Англетере» всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже, и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову... А где теперь этот дворник? Сначала была «удавка» - правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась... Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах... пытались выпрямить руку и полоснули бритвой «Жиллет» по сухожилию правой руки, эти порезы были видны... Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и все потом унесли... Очень спешили... «Вешали» второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве... Он же и положил на стол, на видное место, это стихотворение: «До свиданья, друг мой, до свиданья»... Очень странное стихотворение...» (Опубликовано в газете «Вечерний Ленинград», 28.12.90 г.).В том письме коллеги по цеху излагали следующее: «После известного всем инцидента, завершившегося судом… у группы наметилось внутреннее расхождение с Есениным… Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически…» А поэт в это время, с 17 декабря 1923 года до конца января 1924-го, пребывал в санаторном отделении психиатрической больницы имени Шумского. Туда Есенина уложила Бениславская, опасаясь за его здоровье и жизнь: он все чаще стал говорить о врагах, которые его преследуют. (Дело № 10055 заведено на С.А. Есенина в МЧК по борьбе с контрреволюцией и преступлением, передано в Совнарсуд 27.01/1920 г.) После больницы в январе 1924-го его арестовали вместе с Ганиным в кафе «Домино». Сергея Александровича удалось вытянуть и вновь уложить в больницу, после которой он уезжает в Ленинград, далее - в путешествие на Кавказ, с 3 сентября 1924 года по 1 марта 1925-го. Видимо, это путешествие спасло его от того, что он не оказался в одной связке обвинений с Ганиным, которому вменялась контрреволюционная деятельность. На Есенина тоже были заведены дела, он обвинялся по статьям 88, 57 и 176 Уголовного кодекса - публичное оскорбление представителей власти, контрреволюционные действия и хулиганство.
В конце июля 1925 года поэт вновь уезжает. На этот раз с Софьей Толстой, внучкой Льва Николаевича, он оказывается в Баку… И все эти путешествия, весь последний год его жизни - есть бег. От себя, от своего окружения, от С. Толстой, от властей, от болезни. «Господи! Я тебе в сотый раз говорю, что меня хотят убить! Я как зверь чувствую это!» - говорил он ленинградскому поэту-имажинисту В. Эрлиху.
Тревожное поведение поэта тогда заметили многие. Не изменилось оно и после клиники для нервнобольных, откуда Есенин сбежал, лелея план отбыть в Ленинград и начать новую жизнь. Он заранее телеграфировал В. Эрлиху найти 2- 3 комнаты - хотел потом перевезти сестер. Перед отъездом он заглянул к Мариенгофу - помириться, к детям - Тане и Косте (их матери - Зинаиды Райх не было дома). Говорят, что он был полон планов, хотел создать свой журнал и работать, чтоб никто, даже друзья, не мешали. Но 27 декабря 1925 года его не стало, в номере гостиницы «Англетер» поэт был найден повешенным. По официальной версии - он покончил жизнь самоубийством.
По неофициальной - его убили. И не верить этому нет причин. Все, что связано с расследованием обстоятельств его смерти, до сих пор является темной, постыдной историей с путаными, противоречащими показаниями «свидетелей», грубыми нарушениями ведения дела по факту смерти, ненадлежащей документацией. О том страшном дне сохранилось несколько воспоминаний, в которых очевидна мысль об убийстве. Муж сестры Есенина, Екатерины, В. Наседкин (расстрелян, как и П. Орешин, в марте 1938 года), придя домой из «Англетера», сказал, что на самоубийство это непохоже, «такое впечатление, что мозги вылезли на лоб». Сохранились и посмертные фотографии Есенина (в том числе и негативы), сделанные М. Наппельбаумом, на некоторых из них отчетливо видно проникающее ранение под правой бровью, не отмеченное в акте судебно-медицинской экспертизы. Следы борьбы видны и на фотографии номера гостиницы, где погиб Сергей Александрович: в комнате все перевернуто, на ковре и канделябре - пятна крови. Неестественной многим показалась и поза погибшего: закостеневшая правая рука согнута в локте, «специалисты» делали вывод, что поэт хватался рукой за батарею… Но здесь не нужно быть специалистом, чтобы понять - висельник не сможет согнуть руки в локтях, в минуту удушения от петли тело обвисает мешком.
Будет ли когда-нибудь сказана правда?
